Узбекистан на протяжении последних 35 лет лавирует между традиционным исламом, авторитаризмом, демократией, социализмом и капитализмом. Статьи Конституции Узбекистана, касающиеся социального государства, достаточно обтекаемы и неясны. Представляется, что в понятии «социальное государство» акцент делается на государстве как основном элементе, в то время как «социальное» подчинено ему.

Согласно отчёту Всемирного банка за 2024 год, в 2023 году в Узбекистане зафиксировано пятикратное увеличение неравенства между бедными и богатыми гражданами. Доходы 10% самых бедных слоёв населения выросли всего на 6%, тогда как у 10% самых богатых — более чем на 30%. Заработная плата в сфере здравоохранения и образования остаётся одной из самых низких: учителя и врачи в среднем получают 200–250 долларов США в месяц.

В новой Конституции, принятой на общенародном референдуме 30 апреля 2023 года, Узбекистан провозгласил себя социальным государством.

На мой взгляд, юридическая неясность идеи «социального государства», её сужение и отсутствие ресурсов для реализации будут порождать социальную напряжённость и конфликтность внутри элиты.

В настоящее время «социальное государство» понимается как забота государства о населении и тесно связывается с личностью президента. Такая персонализация приводит к тому, что население фактически исключено из политической и социальной жизни.

В день Конституции 8 декабря 2021 года президент Ш. Мирзиёев в своей речи использовал оборот «Новый Узбекистан —социальное государство». Тем самым президент предложил закрепить в новой Конституции принцип «социального государства», чтобы оправдать проводимые реформы и отмежеваться от правления И. Каримова. Вообще концепт «Новый Узбекистан» носит идеологическую окраску, и привязка к нему принципа «социального государства» вызывает вопросы насчёт целесообразности соответствия этих терминов. На мой взгляд, включение в Конституцию Узбекистана программных положений социального характера представляет собой первостепенный элемент легитимации всей конституционной реформы в глазах населения республики.

Идея «социального государства» витала в воздухе и во времена первого президента И. Каримова (годы правления—1989-2016 гг.), но тогда по понятным причинам не нашла юридического оформления. И. Каримов придерживался так называемой «смешанной» модели экономики, то есть государственная собственность оставалась доминирующей, а частная была подконтрольной, и всячески был против усиления социальной помощи населению. В результате бедных в стране на конец правления И. Каримова стало 36%населения республики.

Несмотря на то, что с 2017 года бедность в Узбекистане официально сократилась в три раза, Центр экономических исследований и реформ (ЦЭИР) выявил, что стоимость минимальных потребительских расходов на одного человека составляет 440 тыс. сумов в месяц (менее 50 долл. США в месяц). Таким образом, в эпоху И. Каримова идея «социального государства» осталась на бумаге, и не было никаких условий для её реализации. Нужно отметить, что второй президент Узбекистана Ш. Мирзиёев увязал «социальное государство» с конституционными реформами, что должно было укрепить его власть в республике. 21 марта 2023 года в день государственного празднования весеннего равноденствия Навруза он дал свою трактовку «социального государства», отметив: «[что] мы создаем социальное и по-настоящему народное государство, где нормой жизни станут доброта и милосердие, великодушие, взаимное уважение и согласие». В этой цитате президент сознательно смешивает два понятия «социальное государство» с «народным», ссылаясь на историческую память, когда советский социализм обеспечивал население базовыми социальными благами, необходимыми для жизни.

Один из государственных юристов и апологетов политической системы академик А. Саидов, защищая необходимость конституционной реформы отметил, что «принцип «социального государства» не сводится к «социальному обеспечению» и требует значительно более широкого толкования, включая минимизацию социальных контрастов (имущественное неравенство, доступ к публичным благам — образованию, здравоохранению) и конфликтов (между трудом и капиталом и др.)».Такое понимание «социального государства» очень близко к интерпретации Л. фон Штейна (именно он является отцом-основателем идеи «социального государства»), созвучное с пониманием немецких консерваторовXIX века. Несмотря на свою концептуальную недоработанность и нуждающийся в дальнейшей интерпретации в узбекистанском контексте принцип «социального государства» все же был включен в новую Конституцию, и стал легитимным средством для удержания власти и расширения социальной базы для развития рыночных отношений в республике.

В Конституции Узбекистана статьи по реализации принципа «социального государства» довольно обтекаемы и неясны. Профессор М. Абдуллаева отмечает: «Формирование социального государства в Республике Узбекистан находится на самом раннем этапе на всех уровнях: концептуальном, нормативном, практическом. Научная разработка его проблем фактически только начинается». Интересно, если термин «социальное государство» в узбекистанском контексте еще не разработан теоретически, как же тогда его поспешно внедрили в Конституцию? Местные эксперты не пытаются ответить на вопрос: на чем же строится социальное государство в узбекском контексте? Где его нормативно-правовая база? Фактически дело в том, что исследователи упускают важные факторы: исторические и политические угрозы существующей власти в обозримом будущем.

Исторически в Узбекистане много вспоминают про социализм, или ищут решения социальных проблем в построении «исламского государства». Старшее поколение в Узбекистане хорошо помнят советский социализм, и в их сознании социальное государство ассоциируется с хрущевским или брежневским социализмом. Молодое поколение больше ориентируется на Турцию и арабские страны, поэтому в их сознании социальное государство это «справедливая исламская политическая система». У некоторых советский ислам переплетается с политическим исламом и создается некий симбиоз ислама с социализмом.

Таким образом, «социальное государство» в Узбекистане — это эрзац социализма и «справедливого традиционного ислама». Оно должно как бы удовлетворить требования всех политических движений. «Социальное государство» — это следствие многоукладной, или так называемой «смешанной экономики», где государство пытается быть арбитром в решении социальных проблем в обществе. Странно, что в узбекском контексте власти пытаются быть и арбитром, и активным игроком в решении социальных проблем, не оставляя маневра для активного человека, то есть у гражданина Узбекистана отсутствует агентность в результате советской политики и усиления политического ислама в республике. Поэтому у большинства исследователей складывается представление, что под термином «социальное государство» в Узбекистане понятие «государство» играет основную роль, а социальное подчинённую.

В Конституции акцент повсеместно делается на государстве и его функциях. Основная проблема заключается в том, что термин «социальное» (узб. ижтимоий) фактически не обсуждается в СМИ, обществе или среди интеллигенции. Складывается впечатление, что социальное государство воспринимается как союз социалистической идеологии с капиталистическим уклоном. В такой путанице понятий или сознательной подмене у общества не формируется ясное представление о социальном государстве. Оно понимается скорее как неотделимая часть политических и экономических «реформ», а не как самостоятельный социально-политический механизм.

Эта ситуация поддерживает идею сильного лидера в лице президента: власть правительства обладает значительными ресурсами для реализации своих интересов, гражданское общество слабо, экономика малоэффективна, и в результате задуманные реформы дают сбой. У населения, в свою очередь, низкая политическая культура и растёт недоверие к власти. Различное понимание «социального государства» у элиты и населения может привести к возврату к неосталинизму (основная идея сталинизма — упорный труд в окружении враждебных государств), когда в социальных сетях постоянно возникают дискуссии о том, можно ли построить социальное государство в отдельно взятой центральноазиатской республике.

Правительство Узбекистана маневрирует между социализмом, капитализмом (или так называемой «рыночной экономикой») и подконтрольным государству исламом. В такой ситуации довольно сложно четко сформулировать идею социального государства в Конституции и в мышлении граждан Узбекистана. В этих условиях мы возвращаемся к понятию гегелевского государства, где государство есть гарант свободы, а в случае Узбекистана, государство определяет и вершит социальную справедливость.

В контексте Узбекистана социальное государство значительно перекликается с понятием «социальной справедливости». В данном ключе интересно суждение судьи Верховного суда Д. Исроиловой, которая отметила, что «социальность означает внимание и заботу о человеке». Примечательно, что эксперт сознательно путает термины «социальность» и «социальное». Жонглирование понятиями и отсутствие научной дискуссии в узбекском обществе, порождает мнение, что человек нуждается в заботе постоянно, точнее государство должно проявлять всяческую заботу о человеке, а не о гражданине. Здесь риторика властей напоминает сталинскую заботу о человечестве.

По мнению начальника управления Министерства Юстиции Республики Узбекистан Дониёра Халилова «социальность» государства проявляется в критических ситуациях, то есть во время пандемии, экономических кризисов и т.п. Такая трактовка «социального государства» приравнивает его к перманентному кризису, когда реализация принципа «социального государства» есть борьба с кризисом или чрезвычайными ситуациями. Проявления социального государства в чрезвычайных ситуациях напоминает К. Шмитта, когда государство может брать на себя полностью всю инициативу и вершить справедливость. В таком случае гражданин полностью исключается как субъект политики и общества, возникает ситуация тотальной заботы над гражданином. Наверное, поэтому в Конституции и в лозунгах власти говорят о человеке, а не о гражданине.

На мой взгляд, не артикулированность идеи «социального государства» юридически, сужение его понятия и отсутствие ресурсов для реализации будет порождать социальную напряженность и конфликтность внутри элиты. На данный момент в Узбекистане под термином «социальное государство» понимается забота государства о населении и напрямую связывается с личностью президента. Персонализация «социального государства» приводит к тому, что население как бы отсутствует в политической и социальной жизни. Под «социальным государством» строится новая иерархия, новая вертикаль власти, где верхние слои заботятся о нижних слоях населения. Такой подход к пониманию социального государства порождает новый тип угнетения населения властными структурами.

Ангажированность социальной помощи прослеживается и на телевизионных передачах, где уязвимая часть населения благодарит президента и правительство за оказанную им адресную помощь. Идеологизация и политизация понятия «социального государства» в Узбекистане приводит к припискам в статистике, созданию низовых административных институтов, которые контролировали бы «эффективное» распределение экономической помощи населению со стороны государства.

Например, в 2023 году была создана «махаллинская пятёрка» (квартальная администрация). Именно они являются делателями реформ на местах. «Махаллинская пятерка» состоит из председателя схода граждан, помощника хокима (мэра), молодежного лидера, женской активистки и инспектора по профилактике. Так, помощник мэра помогает предоставлять различные ссуды и кредиты жителям махалли, чтобы увеличить доходы семьи и сократить бедность. В конце 2023 года «махаллинская пятёрка» стала «махаллинской семёркой», то есть добавили налогового инспектора и социального работника.

Интересно, что в ходе административных и экономических реформ нуждающееся население поделили на три реестра: "железную" (включены следующие категории семей: семьи, признанные малообеспеченными), "женскую" и "молодежную" тетради. Власти взяли курс на эффективность управления населением, что, по мнению идеологов реформ, неизбежно привело бы к экономическому процветанию и сокращению бедности в республике.

Важно ответить, что правительство республики связывает понятие «социальное государство» с трудовыми отношениями. Например, в 2022 году было создано министерство занятости и сокращения бедности Республики Узбекистан. Интересно, что в советское время существовал «Государственный комитет Узбекской ССР по труду и социальным вопросам». Если внимательно проследить историю министерства, то становится ясным, что со времён СССР функционально мало что изменилось в его структуре и деятельности. В результате, социальная помощь неразрывно связана с занятостью. По мнению власти республики, если человек работает, то он уже не бедный. Именно по такой логике понимается борьба с бедностью и функции «социального государства» в республике. Такая трактовка социального государства властными структурами и идеологами связана с тем, что Узбекистан до сих пор не до конца определился с экономической системой. Власти балансируют между социализмом, капитализмом и идеей процветающего национального/социального государства. В результате получается мешанина разных экономических систем, но сталинское понимание социализма остаётся доминирующим. Интересно отметить, что во многих случаях власти сознательно путают понятия национальное с социальным государством. Хотя нигде в законодательстве этой путаницы нет. Есть только некая эволюция государственности, когда социальное государство понимается как новый этап в узбекской государственности.

В 2023 году в Узбекистане приняли программу действий до 2030 года, которая называется «Узбекистан – 2030» – народная стратегия». Нужно отметить, что термин «социальное государство» ни разу не встречается в документе. Вместо понятия «социальное государство» часто встречается термин «Новый Узбекистан». Стратегия «Узбекистан — 2030» отображает следующие основные идеи:

Все эти меры и планы реализуются только в том случае если будет благоприятная геополитическая ситуация в мире и будут серьёзные вливания в экономику. Требуется также эффективная борьба с коррупцией и справедливое распределение ресурсов. Пока что все планы до 2030 года остаются лишь намерениями, результаты которых вызывают споры и сомнения.

Мне больше близко определение А. Симоянова, что «социальное государство [основано] на перераспределении материальных благ в общественно-институциональной системе для достижения каждым гражданином достойного уровня жизни, сглаживания социального неравенства и помощи нуждающимся слоям населения». Для осуществления принципа «социального государства» в Узбекистане нет механизма перераспределения материальных благ, то есть нет законодательных основ для сглаживания социального неравенства.

В Узбекистане социальное неравенство не связывается с функциями социального государства. Во многих случаях социальное неравенство сознательно замалчивается. В условиях смешанной экономики власти Узбекистана не спешат использовать слова «капитализм», «социализм». Вместо этих понятий используется идеолегемы «Новый Узбекистан», «Третий Ренессанс», которые не отвечают научным требованиям и критериям функционирования социального государства. Концепт «Третий Ренессанс», по мнению Президента, продолжит возрождение Узбекистана, которое началось с приходом его к власти. Несмотря на все усилия правительства, социальное неравенство увеличивается. Все экономические показатели свидетельствуют о том, что в республике господствует бюрократический капитализм, а не социальное государство.

Официально нигде не обсуждается характер экономической модели, функционирующей сегодня в Узбекистане. Хотя на самом деле в республике идет активная приватизация государственной собственности, и внедряются рыночные механизмы во всех сферах, включая медицину и образование. Туманная и неясная риторика правящего режима по построению социального государства, отсутствие научно-исследовательских программ по изучению внедрения на практику принципа «социального государства» в Узбекистане создают серьёзные опасения, что первая статья Конституции Республики Узбекистан так и останется нереализованной – социальное государство превратится в полукапиталистическую систему управления, поддерживающую «мягкое» авторитарное управление в республике.